Доблесть, Искусство, Любовь и Смерть. Посвящается:
моей ЗОЛОТистой Серпентине.
Возлюбленная! я тобой
воздвигнут был на славный бой.
...........................................
Возлюбленная! Честь побед
Тебе дарю; мне - славы нет.
Скорее дверь свою открой!
Оделся сад ночной росой!
Зной Сирии мне был знаком,
Мне холодно под ветерком.
Покои отопри свои -
Принёс я славу в дар любви.
Средневековая песня
(В. Скотт "Айвенго")

Любовь возвышает великие души.
Ф. Шиллер
Глава 1.
- Докладывайте, - сказал полковник. Это был уже не молодой мужчина в строгом, идеально подогнанном мундире. Лицо его, испещренное морщинами, говорило о том, что ему часто приходилось принимать трудные решения. Он успел послужить не только в штабе, но и на поле боя проявил себя, о чём свидетельствовал небольшой шрам на левом виске.
- Они обошли нас справа.
- Как это могло случиться?
- Противник перешёл Быструю вброд.
- Что ж это я предвидел, и этого опасался. Трубите сигнал к отступлению, мы снимаемся.
Принёсший донесение солдат покинул палатку штаба. Повисшую было, тревожную тишину прервал голос молодого капитана:
- Полковник, можно к вам обратиться? Лично.
Полковник кивнул. Они вышли из палатки, оставив там встревоженный штаб, состоящий из нескольких офицеров. Солнце только-только явило свои первые лучи, и воздух наполнился нежно-оранжевым светом. Было достаточно тепло, и только прохладный ветерок бережно трепал траву.
- Сэр, а как же деревня? Ведь по-нашему совету эвакуировалась только малая часть жителей. Большинство же, понадеявшись на нашу защиту, остались. И вот мы отступаем… Что будет с людьми?
- Капитан, я всё понимаю, но что прикажете мне делать. До подхода главных сил, мы здесь единственные, кто сдерживает натиск противника. Они превосходят нас в числе, а теперь, обойдя нас, заняли ещё и более выгодную позицию. Я вынужден отступать…
На несколько мгновений оба они замолчали. Капитан, устремив ясный взор в даль, о чём-то задумался. Потом, чуть заметно кивнув головой, видимо, он что-то решил, снова повернулся к полковнику:
- Сэр, а если я с моим отрядом задержу противника? Тем самым, дав деревенским шанс бежать.
Полковник пристально посмотрел в глаза капитану. А осознаёт ли он, насколько это опасно? Осознаёт ли, что, скорее всего, не вернётся? В глазах капитана полковник увидел твердую решимость осуществить задуманное.
- Я не отдавал такого приказа. Но кто волен сдерживать молодецкую доблесть? Коль твёрдо решил, так удачи тебе!
- Отправьте это письмо, если вдруг там что… - он достал его из-за пазухи и передал полковнику.
- Как скажешь. Смотри, если решился - крепись, не опозорь честь мундира. И да поможет тебе Бог! - перекрестившись, он сжал капитана в крепкие объятия.
Попрощавшись с полковником, капитан отправился к своему отряду. Теперь, думаю, стоит описать этого храбреца. Первое, что бросалось в глаза, так это то, что для капитана он был слишком молод. И тем не менее… Не смотря на стройное, даже чуть изящное, телосложение и красивое, чистое лицо, о нём ходила слава как о совершенно бесстрашном человеке, к тому же ещё и очень умном, и образованном. Он превосходно владел шпагой и рапирой. Любой конь подчинялся ему беспрекословно. Но каждый проницательный человек отметил бы грусть, застывшую в уголках его голубых глаз. Он был нелюдим. С солдатами, как и с офицерами, легко находил общий язык, но как-то избегал общества и тех, и других. Он много читал, часто гулял один. Но эта непонятность ещё больше поднимала его авторитет. Для солдат он был полубогом. А со своим отрядом, прозванным за бесстрашие и непобедимость, яростными тиграми, капитан вообще составлял единое целое. Хватало одного взгляда, и его доблестные кавалеристы бросались в гущу боя. Он же всегда первый ввязывался в схватку, но безрассудным его назвать было нельзя. Для каждого солдата из своего отряда этот капитан был как отец, всегда поможет, выслушает. Свою жизнь он не ставил и в грош, другое дело жизни его подчинённых. Поэтому не было ничего странного в том, что, хотя и капитан предложил всем желающим отступить вместе с остальными силами, ни у кого не возникло даже и тени сомнения. Практически каждый из них был обязан ему своей жизнью, и яростные тигры последовали бы за своим вожаком хоть в ад.
Начался бой… Бранное поле заполнилось трупами. Смерть собрала в тот день хороший урожай. Грязь, кровь, куски тел, изрезанные лошади, стоны раненых, крики ненависти и ярости ураганом заполонили всё вокруг. Казалось, земля и воздух, огонь и вода, тьма и свет слились в ужасающей пляске…
В тот день пал весь доблестный отряд яростных тигров во главе со своим капитаном. Но враг дорого заплатил за эту победу. Каждый тигр сразил не менее десяти противников. А капитан был вообще неуязвим, казалось, то ли Ангелы защищают его от ран, то ли сам дьявол вселился в него в этот день. Он сражался яростно… То здесь, то там топтал врагов его вороной конь. То здесь, то там разил врагов его клинок. Чуть ли не каждый его удар достигал цели. Он "сеял смерть, чтобы потом пожинать жизнь". И вот, из всего отряда он один остался в живых. Уже пеший - конь его пал от вражеского копья - посреди врагов, он высился словно скала посреди бушующего моря. Глаза его горели огнём. Долго в нерешимости простояли враги, они понимали, что первые десять, а то и двадцать обречены на смерть. А наёмники, мастера своего дела, продавшие свою жизнь за деньги, отказывались атаковать. Они говорили, что он своей доблестью заслужил жизнь. Но вот солдаты под натиском командирских плёток и собственной жадности - за голову капитана назначили огромную награду - всем скопом бросились на него…
Словно огонь он сжег десятки, но и сам сгорел… Словно огонь он сжег десятки, но и сам сгорел…
Глава 2.
Это тёплое летнее утро было просто отличное. Небо безоблачное; на траве роса, а значит, и день обещал быть под стать этому великолепному утру. Воздух был прозрачен и свеж. Тёплый, нежный ветерок, который поэты называют зефиром, нежно трепал локоны девушки, застывшей на веранде в наслаждении от окружающей красоты. И правда, природа была чудесная. Трава, умытая росой, чистенькая и свежая, искрилась под первыми лучами солнца. Зефир беззаботно играл с большим дубом, а тот в ответ нежно шелестел. Дальше сада, разбитого вокруг усадьбы, золотились поля, засеянные хлебами. Боюсь, моего таланта не хватит, да, думаю, вообще никаких слов не хватит, чтобы выразить чарующую, феерическую атмосферу этого утра. Казалось, добро и чистота невидимыми нитями пронзают воздух. Девушка на веранде, обладая кристальной душой, ясно чувствовала всю прелесть этого утра.
Прелестную картину составляли воробей и голубка. Они вместе клевали корм из кормушки. Смотря на них, в душе пробуждались самые лучшие чувства. Воробей, как всегда весёлый, со своим задорным чириканьем, составлял прекрасную пару спокойной сизой голубке, с её нежным воркованием.
Но вот на горизонте появилась облако пыли - кто-то скакал по дороге к усадьбе. Судя по скорости, с которой приближалось это облако, всадник спешил. Когда он приблизился, девушка разглядела, что это солдат, насколько она могла понять по мундиру, низшего офицерского чина. Она с трепетом наблюдала за мощными движениями вороного коня, в котором ей привиделась какая-то суровая сила и печальная мрачность. Лицо же офицера выглядело серьёзным и очень уставшим.
Он направился прямо к веранде усадьбы и спешился, не доезжая нескольких метров до крыльца. С сухой официальностью он поприветствовал девушку, затем достал что-то из сумки, притороченной к седлу:
- Сударыня, полагаю это вам, - он протянул ей письмо.
Прочитав имя на письме, она кивнула:
- Да, это мне. Спасибо. Думаю, вы устали, не отдохнёте ли у нас? Мы всегда рады гостям…
- Спасибо, сударыня. Но я не могу, мне пора в обратный путь. До свидания, - и он вскочил на лошадь, махнул рукой на прощание и отправился в обратный путь, уже не спеша.
Внимание её снова обратилось к письму. Её имя, адрес, и почерк знакомый… На сердце стало тревожно. Окружающее потеряло смысл, только страшное предчувствие ледяными тисками сжало душу. Она развернула письмо и начала читать:

Люблю я Вас, о, милая мечта,
И для меня без Вас вся жизнь пуста.
Не смог тогда я Вам открыться, Вы
Сказали, что в военных влюблены.
И вот я, всегда ваш раб ничтожный,
Теперь служу, другим приказы отдаю.
Но в вашей воле я всегда. Вас люблю.
И если надо, за Вас до капли
Всю кровь отдам, чтоб Вы тогда могли
Сказать: "Мой друг, теперь вы капитан,
Вы обошли немало стран".
Под стать тогда Вам я буду,
И снова я поверю чуду.
Быть может, Вы, любимая,
Сердцу моему милая,
Свой взор небесный устремите,
На меня, в душе узрите,
Как вас люблю, боготворю,
В стихах Вам это говорю.
А если ж рок неумолимый
Меня настигнет шпагой зримой,
Тогда, прошу, вы сохраните
Хоть память обо мне в душе.
Тогда, быть может, обрету
В забвенья снах свою мечту.
Она вспомнила их последнее свидание…
Глава 3.
Её отец устроил небольшой приём. Перекусили, потом танцевали, разговаривали и пили чай - вот программа того вечера.
Он и она вышли на балкон. Девушка в своём белом с небольшими вкраплениями красного платье была великолепна. Бессмысленно описывать её - все слова меркнут в сравнении с действительностью. Её нежные, шелковистые пряди струились от дуновения ветерка, подобно изумрудному ручейку, столь небесно лёгкому и небесно чистому. Лицо лучилось добротой, которая наполняла каждого, кто бы ни взглянул на эту девушку. Она была подобно Ангелу, спустившемуся с небес, являя пример красоты чистой и возвышенной.
Парень же… Он её любил. Трудно понять тому, кто не испытывал этого чувства, как это, когда существует только она, когда без неё всё теряет всякий смысл, когда готов каждый вздох, каждую каплю крови отдать за неё, когда улыбка её, обращённая к тебе возносит к небесам, когда её холодность ранит сильнее самой остро отточенной стали, жжёт сильнее самого жаркого пламени… Это чувство охватывает тебя всего, всё, что было, теряет смысл, и остаётся лишь ослепительно пылающее пламя любви. Остаётся лишь она, единственная, прекрасная, совершенная. Это и называется настоящей любовью. И этот парень любил девушку в белом платье…
- Прекрасный вечер, неправда ли? - спросила она.
- Вы совершенно правы,- был его ответ.
Некоторое время они помолчали. Затем парень, решившись, спросил:
- Можно задать Вам один личный вопрос?
- Задавайте…
- Как должен выглядеть Ваш избранник?
Она бросила на него понимающий взгляд и осторожно, подбирая слова, заговорила:
- Вы знаете, что отец мой военный. И ещё в детстве я мечтала о рыцаре в сияющих доспехах и на белом коне. Моя судьба - выйти за муж за военного. Быть может, я стану медицинской сестрой и буду повсюду сопровождать мужа, одновременно отдавая долг милосердия, завещанный нам Богом.
- Я понимаю… Ваши помыслы, как всегда, чисты, - сложно было понять, что творится у парня в душе.
Боль? Грусть? Отчаяние? Нерешительность? Всё вместе и разом ворвалось к нему в душу: "Я понимаю, и как тут не понять. Она мягко отвергает меня, я не её судьба. Но мне от этого не легче. Сердце, зачем ты так бешено бьёшься? Уж разорвалось бы лучше. Душа, твоя пляска слишком изнуряет. Разве тебе нравится страдать? Но как же она совершенна! Я не знал, что идеал есть. Но вот она предо мной… Такая близкая и одновременно, такая далёкая… Такая реальная, но словно сон… Что мне делать? Вижу, она не любит меня. Друг - какое ничтожное слово! Друг… Быть тебе другом? Разве это возможно? Разве это возможно, будучи посреди иссушающе пламенной пустыни, и стоя рядом с родником, даже не желать напиться? Что же мне делать? Иногда мне кажется, она смотрит на меня по-другому, тепло или хотя бы сочувствие мелькают в её прекрасных очах… О, как это возвышает мой дух. Тогда я пишу стихи, но показать ей не смею. Военный, ты говоришь, будет тебе мужем? Что ж, я решился. Пойду служить. Все победы свои посвящаю я тебе. За тебя умру, если фортуна отвернётся - а она не очень-то меня жалует. Что ж, пусть огонь битвы, хоть чуток позволит мне забыться. Но даже в пылу боя я буду помнить о тебе, Моя Мечта…"
Это была их последняя встреча.
Глава 4.
Дан, дон, динь, дан, дон, динь… Раздались звуки перезвона…. Она пошла гулять по саду вдоль старой церквушки, где сейчас шла служба. Она шла, но окружающее вдруг потеряло для неё всякий смысл.
Небо чисто-голубое больше не казалось таким светлым. Небо больше не давало успокоения и света. Оно было пусто. Лишь иногда ей призрачно мерещились глаза Господа, с сочувствующим милосердием взирающие на её грусть.
Всё так же блистала роса, всё так же зефир веселился с дубом, но всё это было ей уже безразлично. Вся жизнь потеряла смысл и вкус. Окружающая красота и умиротворённость природы оказались бессмысленны. В радуге жизни стало не хватать одного цвета, и от этого она вся выглядела какой-то тусклой и даже мрачной. Всё вокруг заволокло серой непроницаемой дымкой.
Его нет. "Что он значил для меня? Почему мне так больно? Быть может, я любила его, но не могла себе в этом признаться? Как же всё это глупо". И вот его нет. Решения принятого уже не отменишь, его уже не вернёшь. Беспощадное время всё расставило по своим местам. Смерть навсегда разъединила их, и им уже не принять, наконец, решения быть вместе или не быть. Безжалостный рок решил всё за них, не спросив, согласны они или нет.
Воздух разорвал крик иссиня-чёрного ворона, и как волна какой-то скорби и отчаяния прокатилась над землёй. Вечно траурная птица грациозно пролетела и скрылась за деревянными стенами церкви.
И душу жгла страшная мысль - он погиб. "Из-за меня?" Вот какая мысль сильнее яда убивала её. "Быть может, следовало ему ответить? Может, следовало быть к нему добрее и мягче? А может наоборот холоднее, и жёстче отвергнуть его?" Чувство вины и горечь не покидали её. Ей казалось, что можно было поступить по-другому, можно было как-то избежать этого.
"Господи! Это ведь не правильно!" Дан, дон, динь, дан, дон, динь… Пронзали воздух звуки перезвона…. Горькие, глубокие голоса колоколов отдавались в её сердце, наполненном скорбью.

Используются технологии uCoz